Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— Только бы он не вздумал прыгнуть в окно, — пробормотал Дутрлез.
— И правда! Я об этом не подумал. Черт побери! Впрочем, нет, лунатики не причиняют себе вреда. Наш матрос в таком состоянии как кошка прыгал по мачтам и ни разу не оступился.
— Шестнадцать лет работаю в этой должности, но никогда еще не встречал подобного, — промолвил комиссар.
На площадке второго этажа разговор прекратился.
— Пришли, — произнес Куртомер. — Альбер, ключ у тебя?
Дутрлез вынул ключ из кармана и поспешил отворить дверь. Полицейский вошел первым, друзья — за ним. Комиссара и графа представили друг другу, и граф сказал:
— Я с нетерпением ждал вас.
— Он проснулся? — спросил Жак.
— Нет, он все бродил, ощупывая стены и трогая замки, но вот уже несколько минут ничего не слышно.
— Что он сейчас может делать? — прошептал Куртомер.
— Милостивый государь, — сказал комиссар, — я должен завершить порученное мне дознание. Мне известно, что вы уважаемый человек, и я верю тому, что рассказал брат следователя, которому было поручено дело вашего сына.
— Да, Куртомер застал Мотапана, когда тот выходил из моей квартиры. Благодаря его свидетельству мы сможем доказать, что мой сын ни в чем не виновен.
Дутрлез был опечален. Эти слова говорили, что граф не испытывает к нему ни малейшей благодарности.
— Пора заканчивать, — продолжил полицейский. — Думаю, следует позвать свидетелей, чтобы подтвердить его присутствие в кабинете.
— Они уже здесь.
— Но эти господа, кажется, друзья вашего сына?
Граф сделал жест отрицания, относившийся к Дутрлезу.
— Не лучше ли пригласить кого-нибудь из жильцов этого дома?
— Они в хороших отношениях с Мотапаном и примут его сторону. Я не желаю, чтобы кто-то посторонний присутствовал при нашем объяснении.
— Хорошо, — согласился комиссар, подумав. — Потрудитесь отворить дверь.
Граф сделал шаг к двери, а полицейский продолжал, обращаясь к Куртомеру:
— Он все еще спит?
— В этом нет ни малейшего сомнения, — ответил Жак. — Во-первых, я видел лунатиков, припадки у них длятся долго. Потом, зная характер Мотапана, могу с уверенностью сказать, что если бы он не спал, то стал бы шуметь и попробовал бы выбить дверь.
— Это возможно. Но я не могу допрашивать его в таком состоянии.
— Конечно. Я разбужу его.
— Как же вы это сделаете?
— О! Очень просто… Матроса, о котором я говорил, мы обычно колотили по спине кулаками, но с бароном я поступлю иначе. Только, мне кажется, сейчас его лучше не будить. Мне хотелось бы, чтобы вы сами стали свидетелем его каталептического сна. Вы согласны, господин комиссар?
— Да, хотя пока не понимаю, зачем барон пришел к графу де ля Кальпренеду.
— Об этом нам расскажет мой друг Дутрлез. Он четверть часа наблюдал за Мотапаном и должен знать, чем тот занимался в кабинете.
Дутрлез раскрыл было рот, чтобы описать странную сцену, при которой присутствовал, но граф решительно перебил его:
— Мы теряем время. Мне кажется, пора перейти к делу. Я войду.
— Извините, — произнес Жак, выступая вперед, — войду я, если позволите. Я убежден, что Мотапан спит, но если вдруг он проснулся, то может затаиться за дверью с ножом в руке, и в таком случае мне стоит встретить его первым.
— Я так не считаю, — живо возразил Кальпренед, — напротив, полагаю, я должен отомстить за сына… Я сам.
Он встал, преградив дорогу Куртомеру. Эти препирательства могли бы еще долго тянуться, но Дутрлез разрешил эту ситуацию, отворив дверь. В руке он держал горящую свечу и, осветив ею кабинет, вошел в него без колебаний. За ним следом шли Жак, граф и комиссар. Они увидели то, что Дутрлез уже видел раньше: Мотапан стоял на коленях у окна перед выступом в стене. Он даже не обернулся.
— Удивительно, — прошептал комиссар.
— Покончим с этим, — сказал граф. — Надо его разбудить и допросить.
— Предоставьте это мне! — воскликнул Жак.
Он встал позади Мотапана, схватил его за плечи и без церемоний опрокинул на спину. Головой барон стукнулся о ковер, при этом капюшон, скрывавший лицо, свалился. Раздалось громкое ругательство, и стало понятно, что он очнулся.
— Где я, тысяча чертей? — проворчал он, садясь и дико вращая глазами.
— В своей бывшей квартире, — ответил Жак де Куртомер. — Здравствуйте, барон! Не желаете ли, чтобы я подал вам руку?
Мотапан не ответил на это ироничное предложение и поднялся сам. Он инстинктивно прислонился к стене и с изумлением, смешанным с гневом, взглянул на окружавших его людей.
— Просыпайтесь! Мы не торопимся, — продолжал Куртомер.
Барон быстро пришел в себя. Он, должно быть, привык к неожиданностям.
— Вас я не знаю, — сказал он бывшему лейтенанту, — а графа де ля Кальпренеда попрошу объяснить, зачем он заманил меня сюда. Если для того, чтобы обокрасть, как его сынок, то предупреждаю, что при мне нет ни денег, ни ценностей.
— Негодяй! — воскликнул отец Жюльена.
— Успокойтесь, — вполголоса проговорил комиссар.
— Запрещаю вам говорить в подобном тоне, — подойдя к Мотапану, заявил Альбер.
— Это вы, месье Дутрлез? — с насмешкой проговорил домовладелец. — Похоже, тут целый заговор. Собрались меня шантажировать, милые мои? Меня не проведешь! Предупреждаю, если вы меня не выпустите, я открою окно или разобью его и стану кричать так громко, что разбужу всех в доме.
— Никто не собирается причинять вам вред, милостивый государь, — проговорил комиссар, до сих пор державшийся в тени.
— Чего вам от меня нужно?! — взревел Мотапан. — А ты-то кто? Наемный убийца? Берегись, негодяй, тебе со мной не совладать!
— Берегитесь сами, вы можете поплатиться за ваши оскорбления! Я — полицейский комиссар и приехал, чтобы допросить вас.
— Вы — комиссар? Полно! Вы похожи на лавочника. Где ваш шарф?
— Если будете вести себя так и дальше, один из этих господ съездит в ближайший участок и привезет полицейских, которые арестуют вас за оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей.
Это было сказано так жестко, что Мотапан сменил тон.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он отрывисто. — И зачем привели меня сюда?
— Неужели вы не знаете, как сюда попали?
— Ну не сам же я пришел! Подозреваю, что мне дали какой-нибудь наркотик, усыпили и привели сюда.
— Вы действительно спали. Но вам ничего не давали. Вы лунатик, барон, — проговорил Жак де Куртомер.
— Я — лунатик?! Кого вы хотите обмануть? Моя жизнь всем известна. Я ложусь в десять часов и встаю чуть свет, проспав восемь… иногда девять часов.
